[Маруся]

Продолжение:

РАСХОЖЕЕ мнение, будто охотник каменного века влачил жалкое полуголодное существование, будто его кругозор был ограничен только мыслью выжить в борьбе с враждебной ему Природой, является лживым измышлением, навязанным церковниками и материалистами.

Это они заклеймили нашего пращура как “трепетавшего собственной тени”. Трепетать, однако, стал его потомок, нарушивший устав Природы. “Наивные дикари” достигли того, чего не достиг цивилизованный человек. А именно самого главного: лада, согласия с Природой; умения жить на своей Земле, беря с нее ровно столько, сколько необходимо, но не уничтожая ее.
Неписаная заповедь гласила: не причиняй Природе излишнего вреда. Изучение нескольких сохранившихся охотничьих общин показало, что охотник трудился меньше, чем современный человек, что добыча пищи отнимала у него лишь незначительную часть времени, и что свободного времени у него было в избытке. 20 и 30 тысяч лет назад человек уже создавал непревзойденные до сих пор образцы живописи и ваяния.

Бедствовал ли охотник и собиратель меда без подсечного земледелия и без скота там, где бродили громадные стада травоядных, реки были полны рыбой, среди изобилия целебной дикорастущей зелени, грибов и ягод? В связи с необходимостью частого передвижения имущество было для него обузой, и вполне справедливо он считал себя счастливее тех, кто убивает время ради умножения своей собственности, чтобы потом мучиться за нее страхом.
Вместо того, чтобы тратить время и силы для излишнего накопительства, он предпочитал обходиться лишь необходимым для поддержания жизни и продолжения Рода, и посвещал остальное время ПРОСТО ЖИЗНИ.

Установке “иметь” он противопоставил установку “БЫТЬ”, подразумевая под этим полнокровную жизнь, связанную не с погоней за богатством, а с величайшим удовлетворением БЫТЬ САМИМ СОБОЙ и радоваться солнечному свету, ключевой воде, душистым цветам, женской плоти, детскому лепету и прочим бесхитростным дарам живой Природы.

Высоконравственная суть первобытного мироощущения и образа жизни – это поддержание совершенной, воспроизводящейся Природы, где хорошо и человеку, и зверю, и растению… К сожалению, большинство современных ученых (особенно западных) усвоило чисто потребительский подход к охране Природы. Смысл этого подхода, рассчитанного на извлечение выгоды, состоит в том, чтобы оберегать только полезные человеку виды животных и растений.
Такая установка – прямое наследие христианского учения о человеке как венце творения, владыке всех других обитателей Земли; если все остальные твари всего лишь неодушевленные предметы человеческого домашнего обихода, то законно будет сохранять жизнь только тем, кто ему полезен, и уничтожать тех, кто вреден.
Христианство впитало в себя иудейское отчуждение от Природы, а языковеды утверждают, что в словаре иудеев “добро” и “зло” означает, прежде всего, “полезное” и “вредное”. Каково будет отношение к живой Природе ребенка, узнающего из сказок ХРИСТИАНИНА Андерсена, будто жаба непременно “гадкая” и “отвратительная”?

Самым черным преступлением человечества назвал Махатма Ганди вивисекцию, по-русски говоря – живосечение; мучительные опыты на животных. Ученый мясник Иван Павлов вполне заслуженно считал себя христианином, поскольку полагал добром все то, что идет на пользу человеку, и лишь за одним человеком признавал свещенное право на жизнь. За 20 лет своих “трудов” по изучению собачьего слюноотделения приблизился ли Павлов к постижению сокровенной сути взаимодействия души и тела?
Помогли ли тысячи кровавых жертв, принесенных на алтарь науки в павловских застенках? Ученый, не признающий границ познаваемого в науке, настолько невежествен, что не заслуживает даже сколько-нибудь достойного опровержения. Опыты-пытки бессмысленны и бесполезны в силу своей безнравственности. Невежде невдомек, что Природа имеет нравственное основание. Как могут страдания одних детей Природы исцелять других ее детей?
Разве может материнская любовь быть избирательной? Многие пути ведут к заблуждению. К СВЕТУ ВСЕСЛАВНОМУ, К ДУХУ ЖИВОМУ ведет только один путь – ПУТЬ СОСТРАДАНИЯ. Чем более восхищаемся мы совершенством Природы и чем сильнее убеждаемся в убожестве материалистической науки, тем легче возвращаться к мудрости праотцев.