[Анаэль]

Возможность роста рядом с собой.

«Болезнь превратила ее в другого человека, предоставив бездну времени для размышлений и одиночество, которое разбавлял муж своими короткими посещениями. Их Наташа боялась. Каждый раз, заглядывая в глаза мужа, она искала там свой приговор, и каждый раз не находила ответа на свой незаданный вопрос – Дима избегал ее молящего взгляда.

Пытка собственным раскаяньем изматывала Наташу еще больше, чем болезнь. Привыкнув не сдаваться перед любыми ловушками, которые расставляли ловкие конкуренты, сейчас она оказалась бессильна перед судом собственной совести.

Она не умела прощать свои ошибки, она не умела справляться со своими страхами. Она не умела любить. Эта мысль привела ее в ужас, ведь она так гордилась своими достижениями, а они оказались мыльным пузырем в сравнении с тем, что ей нужно было прямо сейчас – собственная любовь и поддержка.

Наташа сама стала камерой пыток для себя, и что с этим делать – она не знала, постепенно погружаясь в отчаяние, и не видя ни малейшего просвета в своем положении. Эта трясина засасывала, останавливая выздоровление, приводя в недоумение врачей, которые не понимали причины нарушения стабильной картины выздоровления VIP-пациентки.

Накопленная душевная боль требовала выхода. Но рядом не было ни одного близкого человека, а что можно делать с болью еще, она не представляла. В ее среде не было принято делиться своими неудачами, их держали при себе, разваливая, растаскивая, разрушая себя изнутри по молекуле.

Ей нужен был ответ, и теперь она с мольбой смотрела в небо, прося указать ей выход, дать возможность избавиться от душевной боли, облегчить как-то свои страдания.

Но то ли у Бога был выходной, то ли Наташа не умела распознавать его ответы, ее мольба оставалась без ответа. Так ей казалось. Пока однажды, твердо решив устроить себе выходной в процессе линчевания, она не оказалась далеко в глубине больничного парка, к которому примыкало детское отделение больницы.

Наташа услышала гул детских голосов и увидела группу детей разных возрастов, собравшихся вокруг тоненькой девушки в белом халате. Она раздавала им карандаши и краски:

- Нарисуйте на листочке свою боль. Как вы ее видите, на что она похожа? - у Наташи гулко забилось сердце, она почувствовала, что здесь ответ на ее мольбы, и хотя разум корчился в шаблонах, выдвигая ей статусные доводы - «а как ты будешь выглядеть, взрослая тетка среди детей», «как на тебя посмотрят другие», она быстро отодвинула его в сторону и подошла к девушке.

- А можно мне тоже нарисовать?

Девушка молча протянула ей листочек и карандаши.

Наташа отошла к пенечку, где над своим листочком уже пыхтел пятилетний малыш:

- Можно, я сяду рядом с тобой?

- А у тебя что болит?

Наташа прижала руку к груди, а малыш со знанием дела кивнул головой – он хорошо разбирался в делах сердечных, родившись с пороком сердца. Он подвинулся, освобождая ей место, и потерял к ней интерес, вернувшись к своему рисунку.

Несколько минут Наташа наблюдала за детьми: они все были заняты важным делом – разговором со своей болью, и никто из них даже не думал о том, как нелепо смотрится эта тетенька в их группе. Они воспринимали мир чувствами, и молча приняли ее в реабилитационную группу.

Встретившись глазами с девушкой, Наташа опустила глаза к рисунку, взяла карандаш и сделала несколько набросков. Дальше продолжать она не могла – слезы хлынули из глаз, обильно орошая лист бумаги. Пытаясь сдержать рыдания, чтобы не напугать детей, она лишь периодически вздрагивала, сдерживая вой, рвущийся из груди, пока не почувствовала, как чья-то рука легла на ее плечо:

- Ты, тетя, плачь – это хорошо, не бойся. Слезки вымывают боль, их нужно все выплакать, а потом уже рисовать. Тогда тебе будет хорошо.

Перед Наташей стояла худенькая обритая девочка с большими синими глазами.

- Ты со мной не разговаривай, просто плачь, - она стала гладить Наташу по голове, а потом увела малыша, позволив ей побыть со своей болью наедине.

Не сдерживая больше слез, Наташа чувствовала, как освобождается ее душа от тисков, которыми она сама сдавливала себя, не позволяя прорваться чувствам, оставаясь холодной и бесстрастной в карьере, а потом и в болезни, не показывая никому своих страданий.

В детском мире, где еще не было взрослых правил, где можно было быть самой собой, Наташа почувствовала, как это ценно – понимать другого, давать ему возможность быть неправильным и больным, слабым и нерешительным, как важно поддержать человека, если ему плохо, а не утопить своими упреками и требованиями.

… Наташа стала ходить в детскую группу реабилитации. Иногда она рисовала вместе с детьми, иногда помогала Вале – молодому психологу, которая только начинала свой путь, и иногда терялась перед масштабами детского горя. Пригодился Наташин опыт в отыгрывании корпоративных мероприятий – теперь она старалась для детей, каждый раз удивляясь и восхищаясь их огромной выдержке, и вере в выздоровление – ведь в этой группе были дети, перенесшие тяжелые операции. Теперь они вместе играли, рисовали, придумывали стишки и помогали новичкам влиться в их группу.

Наташа с нетерпением ждала Диму, потому что через него из мира поступали краски, красочные костюмы, ткани. Она перестала смотреть на мужа, как на мессию, который однажды спасет ее от нее самой, теперь он был ее соратником, и ей больше не нужно было молить его о пощаде, просить у него любви. Она сама стала собственным спасителем.

Все чаще Наташа замечала, как радуется Дима встрече с ней, как внимательно выслушивает ее рассказы о детишках, как ответственно выполняет все ее просьбы. Ни слова не было сказано между ними о прошлом, но она чувствовала, как протягиваются между ними нити взаимопонимания, как теплеют отношения, каким теплом светится его взгляд, направленный на нее.

Наташа показала Диме «своих детей», и он тоже стал приходить в группу в редкие свободные минуты. Его встречали «на ура» - Дима не умел приходить по чуть-чуть, его приезд всегда сопровождался сладкими сюрпризами или веселой игрой. Наташа с любовью наблюдала за мужем, отмечая тот блеск в его глазах, который сразил ее много лет назад, вновь влюбляясь в его задор и энергию.

Как благодарна она была водителю, который врезался в ее машину… Как много сделала для нее эта авария… Как здорово устроен мир, который всегда дает шанс вернуть себе СЕБЯ!

… Пришло время выписки. Наташа волновалась. Как поступит с ней Дима? Как они будут жить вместе, оставшись наедине, без спасительных детских глаз и отвлекающих игр? Сможет ли она удержать хрупкую связь, которая стала налаживаться между ними? Как он отнесется к тому, что она не вернется в их бизнес, а будет и дальше заниматься реабилитацией детей – у нее уже зрели мысли о создании собственного центра? Вопросов было много, и Наташа знала, что ответы на них обязательно придут, но страх маленьким комочком сидел у нее в груди, не отпуская и не давая свободно вздохнуть.

Дима приехал раньше. Наташа заканчивала прогулку и увидела его первым. Навстречу ей шел ее любимый с огромной охапкой полевых цветов. Он искал ее в окнах палаты. Наташа окликнула его и тут же оказалась в теплых ароматных объятьях.

Дима бережно провел ее к машине, попрощался с персоналом и сел за руль.

Наташа молчала, страшась нарушить тонкое равновесие между ними. Она откинулась на спинку сиденья, наблюдая за миром снаружи – как он отличался от того, в котором она жила последние месяцы: суета, озабоченность, недовольство собой читались на лицах спешащих людей. Она закрыла глаза – в этот мир возвращаться не хотелось. Задремав, она не заметила, как асфальтовая дорога сменилась проселочной, и проснулась от толчка машины – они приехали домой.

Наташа увидела напряженный взгляд мужа и осмотрелась вокруг. Это были ее любимые места, куда они ездили отдыхать от городской суеты, пока она не поглотила ее полностью. Тогда они мечтали купить в ближайшем поселке домик, завести кучу детишек, и вместе с ними бродить по лесу, собирая его дары.

Наташа вопросительно посмотрела на Диму, уже понимая, что происходит.

- Здесь теперь наш дом.

Слезы радости и благодарности навернулись на ее глаза.

- Прости меня, прости меня, прости меня…- она шептала эти слова, пока он не закрыл ей рот поцелуем.»