(Это реальная история о том, как маленький ребенок (которого взрослея, мы предаем в себе, почти безвозвратно теряя, а вместе с ним — и частичку себя), буквально вернул этим переживанием к жизни человека. Это рассказ о Любви. О Любви безоговорочной, исцеляющей Любви. О Маме — безусловно любящем и жертвенном Огоньке нашей жизни. О нас, позволивших потерять себя в погоне за призрачными иллюзиями жизни, скупящимися на добрые, теплые слова, боящихся быть детьми, быть собой, Любить.. Зачем ждать горя, чтобы понять такие простые, такие важные вещи, ценность которых есть в каждом нашем дне?.
Tatyana Varukha)
Моя девочка.
Сегодня, почувствовав себя неважно, я вернулась домой пораньше. Ничего не хотелось, я попила чай и измождёно забралась с ногами в самый уголок дивана. Сердце гулко отбивало неровный ритм, проваливаясь и сбивая ровное до недавнего времени дыхание. Я уже начала привыкать к этим перебоям, как будто напоминающим мне о чём-то важном, но безвозвратно утерянном в моём бурном, противофазном потоке жизни. Но где? Когда? Что ускользнуло от меня?
Я запрокинула голову и закрыла глаза, стараясь уловить и выровнять своё неровное, сбившееся дыхание. Главное, ни о чём не думать, как в медитации. Медитация… какое благостное состояние. Когда-то я очень много медитировала, это был такой счастливый, наполненный и насыщенный период моей жизни, когда всё складывалось как-то само собой, каким бы сложным не казался пазл… Мысли, опять мысли… Сердце… Никогда не думала, что с ним может быть что-то не так, с чем угодно, но не с ним, не у меня. Да, так все, наверно, думают… Надо просто дышать, спокойно дышать, сейчас всё успокоится и я смогу вернуться на работу. Я смотрела внутрь себя, глубоко туда, куда мы боимся обычно заглядывать, но где единственно хранятся ответы на все наши нескончаемые вопросы.
И вдруг перед моими глазами, совершенно отчётливо всплыла картинка, похожая на ожившую чёрно-белую фотографию, но которой я никогда не видела раньше. Это была аллея какого-то парка, советских времен, как мне показалось, с лавочками и взрослыми деревьями вдоль аллеи. Аллея была вымощена цементными плитами среднего размерами — частое явление тех времён — между которыми упорно пробивалась трава. И всё это в тёмно-серо-белых тонах старого фото. По аллее шла женщина с маленькой девочкой, любопытно, с неподдельным детским интересом, всё разглядывающей по сторонам. Женщина, одетая в светлую блузу и темную юбку, в туфлях на каблуках, очень ухоженная, с красиво уложенными волосами и сумочкой наперевес, вела неспешно любознательную симпатяшку, с широко распахнутыми глазами, за руку, думая о чём-то своём. И вдруг, ещё ничего не понимая, я бросаюсь к ним навстречу, в необыкновенном порыве любви и нежной радости встречи, выкрикивая: «девочка моя!», подбегаю и подхватываю малышку на руки и начинаю кружить, не переставая произносить одним потоком нежные, ласковые слова в её адрес. А она, в восторге, вцепившись крепко в мою шею, взвизгивая от непередаваемой искренней радости, заливно и по-детски смешно, весело смеялась. Краем глаза я видела рядом улыбающуюся, мне даже показалось, со слезинкой в глазах, женщину. Я обняла девочку, крепко прижав её к себе, подошла к женщине, обняла её, поцеловала и сказала:
- Здравствуй, мама! — Да, в её глазах были слёзы умиления. Она тихо произнесла:
- Здравствуй, доченька, — глядя на меня с таким умилением, такой любовью и какой-то гордостью даже за меня.
- Как ты, доченька? — так же тихо произнесла она, обнимая меня глазами… всей душой.
- Всё хорошо, мама, не волнуйся, — и улыбнулась ей в ответ, легко, беспрепятственно, передавая ей свою любовь, безусловную дочернюю любовь.
Я посмотрела на девочку, нежно обнимающую мою шею, и смотревшую на меня этими удивительными глазёнками, поцеловав её в мягкую, молочную щёчку, улыбаясь всем сердцем, спросила:
- Ты знаешь, что ты самая прекрасная девочка на свете?
Она какое-то время смотрела мне прямо в глаза, перебирая пальчиками мой воротник, а потом робко закачала головой «нет» и продолжала улыбаться. Как улыбаются самым родным, самым любимым большим людям. Я произнесла:
- Это так! И я тебя очень люблю!
Я сняла её с рук, и почувствовала в своей руке её тёплую ладошку, соскользнувшую и оставшуюся упорно держать за два моих пальца левой руки, — указательный и средний. Я подошла к женщине и произнесла:
- Мне пора.
И в этот момент я поняла, что это моя мама, мой самый любимый, самый преданный, самый любящий человечек, — моя мама, такая молодая, такая спокойная, улыбающаяся, моя мама…
- Береги себя, доченька!
- Да, мама, конечно, не волнуйся, — и улыбнувшись им двоим, помахав рукой, я побежала по аллее обратно, почему-то чувствуя, что мне, действительно, пора…
Сердце гулко стукнуло, и показалось, что всё моё тело вздрогнуло. В груди жгло огнём, я подняла руку к лицу и поняла, что по моим щекам текут слёзы… Я плакала. Мне её так не хватает, этой удивительной, тёплой, нежной девочки с широко распахнутыми, добрыми глазами и заливным детским смехом, немного робкой, но мгновенно доверяющей в безопасности. Я продолжала просматривать эту невероятно ожившую «фотографию», которую никогда не видела раньше, и не заметила, как сердце начало спокойно, ровно, но так же гулко биться во всей груди, как будто стало большим и моё маленькое тело его не вмещало.
Я приложила руку к груди, будто успокаивая этот шум внутри грудной клетки, и обнаружила, что у меня совершенно холодные руки и… два пальца левой руки — указательный и средний — абсолютно тёплые…
Tatyana Varukha