О жизни после смерти .К.Юнг.
Все это верно: смерть и вправду груба и жестока, и нет смысла делать вид, что это не так. Она жестока даже не столько физически, сколько психически: человек вырывается из нашей жизни, и после него остается только ледяная тишина смерти. Исчезает всякая надежда на какое бы то ни было общение, ибо одним-единственным ударом крушатся все мосты.
Те, кто заслуживает долгой жизни, уничтожаются во цвете лет, а никчемнейшие люди доживают до старости. Такова суровая действительность, от которой не уйти. Угнетающее воздействие, оказываемое на нас жестокостью и бессмысленностью смерти, грозит подорвать веру в милосердного Бога, в справедливость и доброту.
Но есть и другая точка зрения, с которой смерть кажется радостным событием. В свете вечности смерть − это свадьба, таинство соединения (misterium coniunctionis).
Душа, так сказать, соединяется со своей недостающей половиной и тем самым обретает целостность. На греческих саркофагах радостный элемент представлен танцующими девами, на этрусских гробницах − картинами пиршеств. Когда благочестивый каббалист рабби Симон бен Иохаи умер, его друзья говорили, что он справил свадьбу. До сих пор во многих местах в День всех святых принято устраивать пирушки на могилах. В этом обычае отражено ощущение смерти как праздничного события.
За несколько месяцев до смерти матери, в сентябре 1922 года, мне приснился сон, предсказавший это событие. Сон касался моего отца и произвел на меня глубокое впечатление. С 1896 года, то есть с года его смерти, мне не приходилось видеть его во сне. Теперь же он словно явился из дальнего путешествия. Он казался помолодевшим; в нем не осталось ничего от обычного авторитаризма. Вместе со мной он вошел в мою библиотеку, и я с радостным нетерпением ждал, когда он расскажет о своих планах на будущее. Кроме того, я с чрезвычайным удовольствием собирался представить ему свою жену и детей, показать свой дом и рассказать все, что происходило со мной за то время, пока мы не виделись. Я хотел также рассказать ему о своей только что опубликованной книге, посвященной психологическим типам. Но я очень скоро понял неуместность своих ожиданий, так как отец был явно чем-то озабочен. По-видимому, ему было что-то от меня нужно. Почувствовав это, я не стал занимать его своими проблемами.
Он сказал мне, что поскольку я прежде всего психолог, он хотел бы получить от меня кое-какие советы по части психологии брака. Я собрался было прочесть ему обширную лекцию на тему о сложностях брачной жизни, но как раз в этот момент проснулся. Тогда я не мог понять свой сон, ибо мне не приходило в голову, что он может указывать на смерть моей матери. Я осознал его смысл лишь в январе 1923 года, после ее внезапной кончины.
Брак моих родителей нельзя было назвать счастливым; вся их жизнь была полна испытаний взаимного терпения. Они совершали ошибки, обычные для многих супружеских пар. Содержавшееся в моем сне предвосхищение смерти матери заключалось в том, что мой отец, вернувшись после двадцатишестилетнего отсутствия, хотел узнать у психолога что-нибудь о новых открытиях, касающихся брака;
тем самым он явно выдал свое намерение возобновить прерванные отношения. Судя по всему, находясь во вневременном состоянии, он не смог достичь лучшего понимания проблемы и потому нуждался в консультации с кем-то из живущих − из тех, кто, пользуясь преимуществом существования в условиях меняющегося времени, мог бы по-новому подойти к его вопросу.
Таково было сообщение, переданное мне этим сном. Несомненно, вдумываясь в его субъективный смысл, я мог бы обнаружить в нем намного больше − но почему же он приснился мне как раз перед смертью матери, которой я вовсе не предчувствовал? Сон явно относился к моему отцу, к которому я испытывал тем большее сочувствие, чем старше я становился.